Представлено для встречи ЕС – Узбекистан в Брюсселе 14 марта 2014 года.

Европейский Союз готовится к очередной серии обсуждений ситуации в Узбекистане. Международная правозащитная организация «Клуб Пламенных Сердец» пользуется этой возможностью, чтобы проанализировать в этом документе текущие тенденции и события в области прав человека в Узбекистане, отношения Узбекистана с Европейским Союзом, а также обращает внимание Блока на основные проблемы прав человека и пути их решений.

Сосредоточив внимание на перспективах ситуации с правами человека в Узбекистане, вероятно, вначале будет целесообразно отметить, что сегодня проблема прав человека воспринимается со стороны узбекских властей, прежде всего, как политический вопрос, процесс который может иметь существенное влияние на внутреннюю и внешнюю политику Узбекистана.

Это восприятие связано с любой проблемой в области прав человека в Узбекистане, будь то просто право человека свободно перемещаться внутри страны, или права членов новой политической партии, которая пытается получить государственную регистрацию в министерстве юстиции. И это восприятие — что права и свободы не могут быть абсолютными, и государство имеет право при необходимости ограничивать их в любое время до необходимого уровня — более или менее разделяет каждый правительственный чиновник.

Другая неотъемлемая часть такого понимания состоит из сильного убеждения в том, что права и свободы предоставлены человеку со стороны государства, а не приобретаются с момента рождения. Ещё одной частью официального восприятия прав человека, которое, к сожалению, разделяет огромное число граждан, является убеждение, что больше предоставление прав и свобод в конечном итоге приведут к анархии, отсутствию верховенства закона (возможно, так называемое «хочу сильной руки») и нравственной деградации общества.

Такие понятия о правах человека приводят к общепринятой точке зрения, что те, кто находится у власти, могут правильно дозировать права, свободы для общества, а также соответствующее насилие в отношении общества, и что нет никакой необходимости в общественном контроле. Очень важно отметить такие понятия об идеи прав человека в сознании сегодняшних узбекских властей, чтобы понять общее чувство безнаказанности и отношение «я ничего не могу изменить» чиновников и рядовых граждан.

Стоит отметить, что такое восприятие идеи прав человека, упомянутых выше, цементируется катастрофически низкими зарплатами чиновников в Узбекистане и неизбежным стимулом, которые правительственный чиновник должен иметь для вымогательства денег или взяток от своего электората в ущерб правам человека и общественному интересу.

По мнению независимых наблюдателей, средняя зарплата в Узбекистане составляет около 200-250 долларов США, в то время как государственная статистика утверждает, что средняя зарплата составляет около 500 долларов США. Минимальная потребительская корзина в Узбекистане, хотя и не регулируется нигде в законах или государственными программами, по независимым оценкам составляет где-то около 200 долларов США на человека в месяц.

Судья районного суда или следователь органа прокуратуры на районном уровне едва получает зарплату в размере 300 долларов США в месяц. Как недавно сказал нам один из следователей прокуратуры в своём интервью: «Так как почти все правительственные чиновники «нечисты на руку» и замешаны в коррупционной цепочке, они не могут работать самостоятельно и выполнять свои обязательства. Если они это сделают, их обвинят в коррупции и могут уволить или даже привлечь к уголовной ответственности».

Узбекское правительство может быстро учиться, если это в его интересах. Узбекские власти всегда применяют строгий контроль над вопросами и мероприятиями, касающихся прав человека. Но это подразделение правительства стало гораздо сильнее после трагических событий в городе Андижане в мае 2005 года.

Это событие послужило поворотным пунктом в политике правительства по отношению к гражданскому обществу и деятельности НПО. Узбекское правительство сделало неправильный вывод из этого — правящая политическая элита нуждается в стабильности, чтобы остаться во власти, в этом смысле стабильность означает безопасность правящей элиты; независимое гражданское общество ставит под угрозу такую стабильность, открыто указывая на проблемы страны, поэтому правительство должно нейтрализовать независимые институты гражданского общества и должно само установить полностью контролируемый сектор гражданского общества.

Исходя из этого, народу Узбекистана позволено реализовать свои права и свободы только в той мере, в какой это не представляет угрозу для положения правящей элиты. Институты гражданского общества также могут работать соответственно и поднимать только те вопросы, которые прямо или косвенно не ставят под угрозу позиции правящей элиты.

В попытке применить более полный контроль над обществом, власти предприняли ряд мер в ходе последних 4-5 лет, которые подразумевают очень важные последствия для перспектив ситуации с правами человека в этой стране:

— Во-первых, в целом местный сектор гражданского общества был переформатирован грубым вмешательством со стороны правительства. Многие НПО с независимыми планами мероприятий были закрыты, остальные были вынуждены присоединиться к таким провластным коалициям НПО, созданных правительством, как Национальная ассоциация негосударственных некоммерческих организаций Узбекистана, одной из основных функций которой является руководство НПО Узбекистана в проправительственном русле. С этой же целью государство ликвидировало прежнюю Национальную ассоциацию адвокатов, более или менее независимую общественную ассоциацию адвокатов страны, и создало на его месте

Палату адвокатов Узбекистана, руководство которой назначается министерством юстиции (отличается от Палаты, руководство бывшей Коллегии адвокатов избиралось её членами). Вынудив журналистов, которые работали на международные СМИ, покинуть страну в 2005-2006 годах, государство в то же время ввело строгие правила аккредитации всех журналистов в министерстве иностранных дел Узбекистана (для журналистов, представляющих международные или иностранные СМИ) или в ключевых государственных органов (для журналистов, которые хотят освещать деятельность этих государственных органов);

— Во-вторых, государство руководило и контролировало участие политических партий в политической жизни страны. Общая тенденция в этом секторе была сосредоточена вокруг вопроса о расширение прав политических партий в качестве одного из главных действующих акторов политических процессов. От выборов к выборам, узбекские власти уже сократили количество акторов, которые пользуются правом участия в выборах (т.е. выдвижения кандидатов), а с парламентскими выборами декабря 2009 года ограничили участием только политических партий.

Нельзя отрицать, что политические партии становятся более активными в вопросах правотворчества, хотя вряд ли можно сказать, что они в состоянии ещё эффективно осуществлять свою важную функцию парламентского контроля или контроля над исполнительной ветвью власти или объявить себя в оппозиции к правящей политической элите;

— В-третьих, возложив на свои плечи всю ответственность юридических, судебных, политических и экономических реформ после изгнания большей части международных программ помощи и развития в 2005-2006 годах, и одновременно чувствуя внутреннее и международное давление по поводу реформ, по которым правительство Узбекистана было вынуждено принять некоторые начальные шаги по целому ряду проблемных вопросов, таких как введение института Хабеас Корпус (предписание о представлении арестованного в суд для рассмотрения законности ареста – примечание переводчика) и досудебного содержания под стражей; отмена смертной казни; введение закона и национального плана действий по борьбе с торговлей людьми; введение ряда законодательных изменений и поправок, а также ратификацию последующих конвенций МОТ (Международной Организации Труда – примечание переводчика) направленное на предотвращение принудительного детского труда; ратификацию Конвенции ООН против коррупции и. т.д. Без сомнения, шаги, описанные выше далеки от совершенства, и это лишь первые необходимые шаги вперед.

Кроме того, правительство Узбекистана приняло плохую привычку накачивать хорошие идеи краткосрочными, национальными популистскими планами действий, когда правительство определяет проблематичный вопрос, который был в центре внимания международного сообщества на протяжении многих лет, и после нескольких лет обсуждений правительство или принимает национальный закон или ратифицирует международный договор, нацеленный на выявленные проблематичные вопросы, после этого правительство разрабатывает национальный план действий по выбранным вопросам и объявляет о реализации такого национального плана действий. Национальные планы действий краткосрочны; как правило, они охватывают один и редко два или три года.

Меры в национальных планах действий в большинстве случаев символические, они не напрямую направлены на конкретную проблему, а скорее направлены на такие меры, как образование, изучение зарубежного опыта, семинары, конференции и тренинги. После завершения сроков национальных планов действий, правительство объявляет о том, что проблема решена. На самом деле, схема национальных планов действий оказывает очень хорошую услугу правительству Узбекистана, чтобы отвлечь внимание общественности и международного сообщества Узбекистана от существующих проблем как таковых.

Последствия описанных выше мер имеют противоречивый характер: они, несомненно, повысили правительственный контроль над всем обществом, включая осуществление прав и свобод, а также институты гражданского общества; но в то же время увеличение нагрузки на гражданское общество Узбекистана с ужесточением ответственности и мер контроля может, мы надеемся, повлиять на качество, возможности и потенциал узбекского гражданского общества, и привести к его улучшению.

И независимое крыло узбекского гражданского общества и международная помощь и программы развития должны будут принять во внимание обновлённый и переформатированый подход правительства к деятельности гражданского общества и роль групп НПО по правам человека и общественных интересов.

Говоря о независимом крыле узбекских групп гражданского общества, мы имеем в виду тех немногих оставшихся приверженных своему делу правозащитников, правозащитных и исследовательских групп, которые пытаются разрабатывать свои собственные программы мероприятий в области прав человека и государственной политики в условиях, контролируемой государством. По нашим оценкам, на сегодняшний день насчитывается до 30 преданных своему делу правозащитных и общественных активистов по всему Узбекистану, которые продолжают работать на местах в трудные времена.

Несмотря на небольшое количество, они поддерживают свою репутацию общественных и правозащитных групп, которые осуществляют контроль и эффективно оспаривают политику узбекского правительства через свои интернет рассылки, публикации в независимых Интернет изданиях и в иностранных и международных СМИ, которые освещают события в Узбекистане и Центральной Азии.

Наш собственный опыт и интервью с другими узбекскими коллегами показывают, что узбекское правительство принимает их доклады, публикации и рекомендации вполне серьёзно, и изучает их, хотя большинство правозащитников Узбекистана официально не зарегистрированы и, таким образом, не имеют правового статуса в их взаимодействии с правительственными институтами.

Даже если государственные органы боятся непосредственно ссылаться или реагировать на доклады и публикации правозащитников Узбекистана, они пытаются обратить внимание на проблемы, выявленные группой независимых активистов, и принять, по крайней мере, некоторые меры, чтобы сохранить лицо правительства.

Недавно надёжный источник сообщил нам, что центральное правительство в Ташкенте приказало Институту по изучению гражданского общества, правительственной организации, которая была создана для развития гражданского общества в Узбекистане, начать внимательно следить за отчётами и публикациями независимых узбекских правозащитных групп с целью изучения проблем и вопросов, отмеченных в их докладах.

Текущая стадия отношений между Узбекистаном и ЕС: на чём может быть сосредоточен ЕС?

ЕС и Центральная Азия: стратегия нового партнёрства (июль 2007 года) поставила ЕС перед дилеммой, поскольку большинство из приоритетных вопросов неизбежно зависят от политических реформ в Узбекистане. Это может быть в центре внимания Брюсселя, но, кажется, противоречит «реальной политике».

Даже улучшения по распределению и использованию водных ресурсов, улучшения в области трансграничных вопросов, а также улучшения проблем, связанных с торговлей людьми или ухудшением окружающей среды и непрерывным обезвоживанием бассейна Аральского моря не могут быть достигнуты без определённой степени политической открытости, регионального сотрудничества между правительствами и последующими реформами. Тем не менее, нет никаких признаков того, что узбекские власти позволили бы открыть закрытые границы.

Очевидно, что Ташкент хочет сосредоточиться на «общих угроз и вызовах», как одного из семи приоритетных направлений сотрудничества, указанных в стратегии. Это соответствует «реальной политике». Говоря об Узбекистане, общие угрозы и вызовы связаны с борьбой с терроризмом и исламским фундаментализмом.

ЕС мог бы принять во внимание некоторую деятельность Исламского движения Узбекистана, сетей Аль-Каиды и Хизб ут-Тахрира, однако пока у ЕС нет никаких критериев о том, как определяются эти общие вызовы и угрозы, что дает шанс Ташкенту преуменьшать другие важные этапы стратегии. Он хочет сосредоточить внимание в основном на этом.

Но у ЕС есть сильное измерение предложить узбекскому режиму перед переходным периодом: цели демократии, надлежащее управление, уважения прав человека и верховенства закона, обозначенные приоритеты стратегии ЕС, которые должны играть эту роль.

Вполне очевидно то, что ЕС должен чётко обозначить – Узбекистан, и любой будущий переходный период — сильно страдает от политического нежелания охватить реформы, сильного господствующего автократического политического режима, грубых нарушений прав человека, коррупции и отсутствия социальной перспективы во многих областях.

Также вполне очевидно, что Ташкент считает, что это слишком опасно, и пытается поставить цели безопасности и стабильности на первое место в повестке дня с ЕС. Интерес США – Запада к Афганистану, остающийся непонятным, только усилит эти усилия в краткосрочной перспективе.

Возможно, различные мнения стран-членов ЕС слишком сильно тянули в разные стороны процесс развития стратегии, вытекающих из санкций против Узбекистана введённых ЕС. Эта тенденция будет постоянно влиять на реализацию стратегии по причине отсутствия точного набора ориентиров, что затрудняет независимый мониторинг/оценку.

Более того, весь процесс развития, обсуждения, внедрение в национальные системы (в начале 2008 года ЕС разработал двусторонние приоритетные документы с каждой из стран Центральной Азии) и реализация стратегии были «игрой инсайдеров» управляемой элитами, и ни ЕС, ни правительство Узбекистана не провели консультации с членами организаций гражданского общества (ОГО) или интеллигенции в Узбекистане.

Отсутствие публичной информации по стратегии и отношений ЕС с Узбекистаном логически ведёт в практически несуществующую осведомлённость общественности о ней в Узбекистане. До недавнего времени, стратегический документ на русском языке не был публично доступен, и он до сих пор не переведён на узбекский язык. Информация о реализации стратегии хранится за закрытыми дверями встреч.

Большая часть заинтересованных сторон в Центральной Азии полагается на детальную и достоверную информацию о том, как стратегия применяется на практике — от Европейского Союза. Все эти факторы, если будут и дальше так продолжаться, впредь ограничат роль ЕС до простого наблюдателя в борьбе за власть последователя действующего президента — один из ключевых факторов развития в настоящем Узбекистане.

Высокопоставленные лица ЕС (например, специальные представители ЕС и их персонал), указывая на права человека, демократию, надлежащее управление и верховенство права в качестве приоритетных вопросов, в то же время осторожны в плане уклонения от «двойных стандартов», уделяя меньше критики на ситуацию с правами человека в регионе.

Однако с местной точки зрения это означает, что в плане демократии и прав человека нужно ещё больше терпения, так как стратегия ни оказывает давление на узбекский режим и ни советует облегчить социальную напряжённость путём принятия новых практик. Такое отношение просто позволяет Ташкенту выбирать приоритеты, которые подходят собственной политике.

Таким образом, Ташкент также может продолжать играть свою собственную постоянную роль в новой структуре: каждый раз, когда отдел ООН по мониторингу реализации основных международных договоров по правам человека принимает ряд конкретных рекомендаций, власти реагируют, приняв Национальный план действий по реализации рекомендаций. В конечном результате, в практике нет изменений.

Санкции ЕС (введённые 14 ноября 2005 года под Общей позицией 2005/792/CFSP Советом ЕС) много значили для узбекского народа – они были первым крупным политическим действием из Европы до настоящего времени. Кроме того, это было принципиальной позицией по отношению к режиму от одного большого экономического союза в мире.

Санкции вызвали ограниченные, условные, но в какой-то степени позитивные изменения и прогресс в области прав человека: освобождение заключённых правозащитников, введение судебных и законодательных реформ, и рассмотрение проблем с правами человека, демократизации и верховенства закона, по крайней мере, в повестке дня отношений ЕС-Узбекистан.

Действительно, большая часть этих изменений ориентированы на краткосрочные перспективы; они не являются системными реформами, и большинство из них по-прежнему далеки от международных стандартов. В самом деле, тех несколько освобождённых политических заключённых могут лишить свободы на днях. Тем не менее, такие взаимодействия и движения дают хоть какую-то надежду простым узбекам, так как это является чем-то, что опирается на требования большей открытости и либерализации от узбекских властей.

Таким образом, в то время санкции ЕС, наложенные на Узбекистан, сделали свою работу хорошо. Улучшение отношения ЕС с Ташкентом началось в середине 2007 года, когда ЕС начал снимать большую часть санкций против Узбекистана. Ни у кого не должно складываться чувство, что ЕС находится в сложном положении.

Узбекистан остаётся жёстким партнёром для всех международных субъектов, будь то Китай, ЕС, России и США. Ташкент является партнёром, который сотрудничает только на своих условиях со странами, который он выбирает согласно собственному подходу — это его многовекторная внешняя политика. Важно отметить, что даже в этих рамках ЕС может быть лучшим партнёром для Узбекистана с точки зрения его включённости.

ЕС имеет долгосрочные интересы в Узбекистане, потому что он напрямую зависит от развития событий в этом регионе. ЕС может предложить ресурсы лучше, чем другие основные международные державы — Россия, Китай и США. Эти ресурсы могут помочь с вызовами развития, с которыми сталкивается Узбекистан, и оказать помощь в трансформации Узбекистана и Центральноазиатского региона в более безопасное место за счёт развития.

Брюссель не должен забывать, что интерес может убить. Интерес некоторых стран-членов ЕС заключался в том, чтобы включить регион в политическую карту ЕС, но снова это была «реальная политика» некоторых государств-членов, что впоследствии убило подход Блока, ставящий во главу угла права человека.

Существует очевидный страх среди европейских политиков, что если делать слишком большой акцент на права человека, демократизацию и верховенство закона, это может подтолкнуть Узбекистан в орбиту России и Китая, например, отдалить его от Европы. Более того, некоторые наблюдатели называют позицию ЕС слишком моралистической, что контрпродуктивно диверсификации энергетического импорта ЕС. Брюссель прекрасно понимает, что нынешняя элита построила свою «многовекторную внешнюю политику» в качестве стратегии, чтобы получить как можно больше в обмен на малое. ЕС также должен знать о возможном сбое системы в Ташкенте.

Современные тенденции предполагают ещё более сильную проправительственную одержимость Узбекистана, в то время как рост влияния мирового экономического кризиса (например, меньшее количество ресурсов хлопчатобумажной промышленности), а также нехватка продовольствия в стране может даже привести к беспорядкам.

Кажется, узбекские правоохранительные органы лояльны и достаточно сильны, чтобы обеспечить переходный период, однако в данный момент существует очень мало признаков (если таковые имеются вообще) переходного периода. Брюссель должен приложить максимальные усилия, чтобы объяснить узбекским властям, что в их собственных интересах начать реформы и подготовиться к трансформации и снижению социальной напряженности.

Узбекская общественность сравнивает ЕС главным образом с Россией, главной «моделью политики», в которую главным образом были вовлечены как местные чиновники, так и население. ЕС не может и не должен «конкурировать» с Россией, так как с точки зрения политического и экономического веса он недостаточно представлен в Узбекистане.

Тем не менее, он может показать другую модель политики, политику мейнстрима, которые могут показать узбекской общественности другой путь развития на основе взаимодействия со всеми, по мере возможности, заинтересованными сторонами, а не только с существующей и абсурдно коррумпированной политической элитой. ЕС должен уделять особое внимание углублению понимания населением проектов в целях повышения имиджа Европы среди общественности, и ориентировать её в сторону европейских ценностей и культуры.

Через локальное зеркало, ЕС, по сравнению с США, имеет больше шансов быть воспринятым в качестве честного посредника в Узбекистане, при этом он имеет доверие, чтобы настоятельно требовать реформы для улучшения политического пространства и увеличения политического плюрализма.

Если такое сотрудничество будет применяться последовательно, с наличием надлежащих стимулов и постоянным объяснением угроз текущей политики/практик, узбекские власти могут шире открыть двери. Однако ЕС не должен искать или довольствоваться формальными достижениями.

Структурированный диалог по правам человека, который уже был запущен, может быть использован в качестве одного из таких ценностей, если есть намерения вовлечь правозащитное сообщество, которое сталкивается с массой проблем и трудностей. ЕС должен прилагать больше усилий по продвижению прав человека и демократизации, и обеспечению активного участия местного гражданского общества, правозащитных групп, парламентов, местных органов власти и других акторов в области мониторинга и реализации своей стратегии.

Взаимодействие с различными заинтересованными сторонами, а не только с центральными властями, с последующим донесением стратегии, даст больший толчок усилиям ЕС и приблизит то, чего ЕС намерен добиться — развития.

Чтобы это произошло, ЕС должен предотвратить превращение стратегии в застывший документ; стратегия должна оставаться живым и гибким документом, который будет гарантировать защиту против раскола внутри ЕС.

Как инструмент для взаимодействия с заинтересованными сторонами, ясные и чёткие критерии могут сделать мониторинг и оценку независимыми. Реализация стратегии не должна стать игрой заинтересованных лиц, она должна быть полезной, вся соответствующая информацию и документы должны быть обнародованы и переведены на узбекский язык. Заседания и конференции ЕС не должны проводиться за закрытыми дверями.

В Узбекистане Евросоюзу основном не хватает разнообразных естественных партнёров. Режим может легко сказать, что можно говорить только с ним. Действительно, сегодня в Узбекистане практически нет структурированного гражданского общества для обеспечения общественного контроля над правительством и обеспечения системы сдержек и противовесов по осуществлению политики ЕС. Надежда заключается только в привлечении тысячи талантливых молодых узбекистанцев, которые отучились за рубежом на различные западные стипендии, и вернулись домой. ЕС должен инвестировать в развитие сильных и независимых групп гражданского общества путём привлечения молодых специалистов.

Ташкент не должен отрицать вопрос о том, как направлять энергию и знания следующего поколения — в профессиональное развитие или в массовые беспорядки (например, как это было недавно в Кыргызстане), учитывая дискриминацию молодёжи в каждом аспекте жизни в Узбекистане. В довершение своей региональной стратегии с таким подходом к развитию, ЕС должен уделять больше внимания на аспектах помощи стратегии по Центральной Азии и сосредоточиться на качество реализации.

Суммируя сказанное, ЕС не должен позволять Ташкенту рулить, хотя ему придётся слушать узбекское правительство с точки зрения понимания, куда идти. Расширенный план с конкретными достижениями поможет сохранить темпы стратегии, которые ЕС смог создать в двусторонних отношениях с Ташкентом. Очевидно также, что санкции ЕС как таковые, хотя действительно послужили цели сразу после событий в Андижане, не стали рычагом для того, чтобы дальше внести необходимые изменения в политику, а позже даже начали препятствовать любой форме взаимодействия. ЕС вряд ли может проводить реалистичную региональную стратегию, если самая густонаселенная страна этого региона будет в изоляции, в тоже время взаимодействия с аналогичными режимами (например, с Туркменистаном).

Однако, как только ЕС окажется на пути сближения, его должны, по крайней мере, воспринимать серьёзно, и относиться по-европейски. Двусторонние дискуссии и фрагменты диалога продемонстрировали, что ожидания обеих сторон существенно отличаются. Таким образом, существует необходимость постоянного внимания к позициям друг друга, формирования критических, но конструктивных рекомендаций по приоритетным вопросам, определённых в стратегии ЕС.

Иностранцы являются лёгкой мишенью на базарах Центральной Азии, так как они не знают местные обычаи, и не знают, что именно они хотят. Таким образом, чтобы утвердиться в качестве влиятельного регионального игрока, важно, чтобы ЕС делал большой акцент на измерения по развитию, чётко объясняя, что это такое, показывая различные модели политики мейнстрима, например, взаимодействуя как можно с большим количеством заинтересованных сторон в Узбекистане, инвестируя в следующее поколение, и привлекая молодых специалистов во всевозможные аспекты политической жизни.

Брюссель должен хорошо извлечь урок из участия США в Центральной Азии, особенно на примере того, как краткосрочные политические цели (например, в Афганистане) смогли разрушить измерения долгосрочного развития.

Узбекистан не является лёгким и предсказуемым партнёром, а, наоборот, с полным чувством (собственной) значимости. Брюссель должен дать понять, что то, что он хочет, это политически стабильный, социально развитый и ориентированный на рыночную экономику Узбекистан. ЕС сможет поддерживать и влиять на трудный процесс прогрессивных реформ только через интенсивное сотрудничество с различными слоями общества, что включает в себя критический диалог по проблемным вопросам.

Само узбекское правительство может продемонстрировать заинтересованность в развитии верховенства права и демократических реформ только в сочетании стабильности и процветания страны (также в пользу правящей элиты). С этой точки зрения, вопросы прав человека, демократии, надлежащего управления и верховенства права должны иметь одинаковое значение, и должны быть полностью взаимосвязаны, поскольку они совпадают с политикой ЕС в энергетической и политической областях. Любая другая позиция сделает ЕС не мягким, а слабым в глазах узбекского общества.

Заключение

Мы полагаем, что тенденции, описанные выше, присущи большинству постсоветских государств в Центральной Азии, и их можно охарактеризовать как относительно ожидаемые тенденции. Правящие политические элиты этих народов цепляются за власть, которую они получили накануне распада бывшего Советского Союза, и они не хотят передавать власть своим преемникам демократическим путём. В то же время, все больше и больше из их числа принимают мнение, что их страны не могут оставаться изолированными от внешнего мира, особенно от демократических стран.

Вот почему, было бы небезосновательно надеяться, что может быть, если не через два года или пять лет, то через 10, 15 или даже 20 лет мы сможем увидеть новые демократические государства в Узбекистане и других «странах» Центральной Азии при условии, что в каждой стране в той или иной степени будут некоторые отличительные восточные особенности демократического управления (если демократию можно разделить на «западную» и «восточную»).

Это означает, что есть большое поле для активистов гражданского общества, правозащитников, независимых журналистов, юристов и других профессиональных групп, которые хотят видеть реальные изменения.

Изучение, анализ и понимание происходящих изменений в Узбекистане, которые были отмечены в этой статье, имеют решающее значение в будущем для успеха в нашей работе. Другим неотъемлемым компонентом успеха для независимых активистов гражданского общества в этом секторе будет возможность пересмотреть наши стратегии в соответствии с меняющимися обстоятельствами и сохранить независимость нашей работы, в то же время, пытаясь найти партнёров, союзников среди тех институтов гражданского общества, форматов международных дискуссий, которые ближе к правительству Узбекистана.

Мутабар Таджибаева,

Руководитель международной правозащитной организации
«Клуб Пламенных Сердец»

Париж, Франция