Мутабар Таджибаева: Прощальное письмо
Всему мировому сообществу – SOS; Журналистам всего мира – SOS; Демократическим силам всего мира – SOS; Матерям и женщинам всего мира – SOS; Комиссии по правам человека ООН – SOS; Европейскому Союзу – SOS; Международной организации Хьюман Райтс Вотч – SOS; Всемирной организации против пыток – SOS; Международной организации Эмнести Интернэшнл – SOS; Международной организации по защите журналистов – SOS; Международному Нобелевскому комитету – SOS; 999 номинантам Нобелевской премии – SOS; Политическим партиям «Бирлик», «Эрк» и «Озод дехконлар» — SOS; Всем свободомыслящим политикам мира, находящимся в оппозиции несправедливым правительствам-угнетателям – SOS; Правозащитникам, журналистам, представителям оппозиции, вынужденным покинуть Узбекистан и эмигрировать за рубеж – SOS; Узникам и узницам тюрем, мужественно терпящим насилие и жестокость правительства Узбекистана и членам их семей – SOS; Сторонникам гражданского общества, вынужденным прекратить свою деятельность в Узбекистане и рискуя своей жизнью продолжающим борьбу за будущее Узбекистана – SOS; Всем активным гражданам, интеллигенции, узбекскому народу, борющемуся за обретение Узбекистаном статуса правового демократического государства, моим адвокатам, родным и близким, друзьям, последователям, соратникам, дочери, всем угнетенным и притесняемым – SOS; Журналистам средств массовой информации Узбекистана – SOS; Радио «Озодлик», Би-Би-Си, «Голос Америки», всем международным СМИ – SOS
Основателя народного движения «Гражданское общество», руководителя правозащитной организации – клуба «Утюраклар», члена Международного общества прав человека, номинанта международной Нобелевской премии, независимого журналиста Таджибаевой Мутабар Ибрагимовны
02.10.2007 года
Дорогие мои, это прощальное письмо третье и, думаю, мое последнее послание из женской колонии – учреждения по исполнению наказаний УЯ 64/7 Министерства внутренних дел Республики Узбекистан.
Первое послание я направила в нынешнем году, в канун Международного женского дня, а второе, то есть завещание, в тот день, когда исполнился ровно год моему пребыванию в УЯ 64/7–ЖИЭМ. Данное послание – прощальное письмо я пишу по случаю второй годовщины заключения.
Как я сообщала в завещании, в данном учреждении, где не соблюдаются ни Конституция, ни действующие законы Республики Узбекистан, содержится более 1400 женщин, лишенные не только свободы, но и всех прав.
В женской колонии, представляющей собой налаженный механизм исполнения наказания, заключенные наказываются по–настоящему. Особенно тяжело приходится более сотне женщинам, пострадавшим из-за религиозных убеждений и тем, кто заключен по «заказу».
Узниц, обвиненных по ст.159 Уголовного Кодекса и меня сотрудники учреждения называют «ваххабитами» и осуществляют над нами особый надзор. С августа месяца этого года меня больше не зовут на работу.
Однажды я заработала 14 сумов, а за июль мне начислили аж 3 сума 30 тийинов. Надзиратели ко мне, «ваххабитке», подходили каждые полчаса, чтобы проверить. Каждый раз на утренней поверке мы, «ваххабиты», вынуждены петь гимн, стоя в первом ряду.
В колонии я считаюсь преступницей №–1. С первого дня своего заключения я постоянно обращаюсь с заявлениями с просьбой о разрешении встречи со своими адвокатами с тем, чтобы получить правовую помощь и доказать свою невиновность.
Однако это мой законное требование не выполняется. Причина кроется в том, что если я встречусь со своими адвокатами, то я добьюсь отмены несправедливого приговора суда и оправдания.
Во–вторых, в случае моей встречи с адвокатами мировой общественности стало бы известен факт примененния в отношении меня моральных и физических пыток с тем, чтобы вынудить меня признать вину в совершении преступных действий в заключении которых я не совершала и которые не доказаны соответствующим образом, ответственность за которые тем не менее возложены на меня, и написать прошение о помиловании.
Они боялись, что в очередной раз будет доказано, что в узбекских тюрьмах беспрерывно применяют пытки.
28 февраля меня вызвали в дежурную часть, где потребовали написать расписку о том, что к персоналу учреждения не имею никаких претензий и в случае, если впоследствии я буду выражать недовольство отношением ко мне в колонии, то согласна на привлечение к уголовной ответственности. Я отказалась, ибо это требование было незаконно.
Когда в истерике, на меня набросились с грубой руганью, я поняла, что благодаря моему посланию в канун женского праздника – 8–е марта начались действенные акции, направленные на мою защиту. За отказ от написания расписки, 1 марта меня посадили на семь суток в штрафной изолятор с ложной формулировкой «не подчинилась законному требованию представителя учреждения при вызове на воспитательную беседу».
4 марта не вызвали на долгосрочную встречу, предусмотренную графиком.
11–марта под матрац моей койки положили 6 таблеток рибоксина и на целый месяц бросили в карцер. 28–марта меня повели на прием к прокурору г.Ташкента по особым делам Романову, осуществляющему надзор над соблюдением законности в учреждениях исполнения наказаний.
Я подробно рассказала прокурору Романову о преступлениях, совершаемых должностными лицами колонии и некоторыми сотрудниками. Выслушав меня, он велел написать мне объяснительную записку. 1–апреля приступила к написанию объяснительной записки на имя Романова. Я еще не успела написать объяснительную записку на 74–х листах, как в карцер прекратили приносить бумагу и ручку, мне ничего не оставалось делать, как объявить голодовку.
Кроме того, 1–апреля написала жалобу на моральные и физические пытки и грубое нарушение моих прав и свобод, потребовав возбуждения уголовного дела к виновникам.
В ответ на мою жалобу, руководство учреждения вместе с помощником прокурора по надзору за зоной городской прокуратуры по имени Яхъё (фамилии не помню) потребовали написать расписку о том, что в колонии не нарушают моих законных прав и у меня никаких претензий к администрации и персоналу. Я отказалась писать расписку, более того рассказала сотруднику прокуратуры о преступлениях в учреждении.
1–марта, ссылаясь на отсутствие свободной камеры в ДИЗО, меня 3 часа держали в камере карцера № 8, где были созданы все условия для суицида путем повешения. В камере специально оставили аркан необходимой длины.
В зимние дни узницам из других камер изолятора разрешали ношение теплой одежды, а я в одиночной камере находилась почти без одежды – с меня сняли даже нижнюю майку и чулки притом, что окошко в камере было распахнуто, а сама камера не отапливалась.
1–ноября меня на 15 суток заключили в изолятор. 14–ноября у меня отобрали колготки, рано утром того же дня оформили ложный документ, 16–ноября выпустили из изолятора, но спустя два часа опять заключили в изолятор, но теперь уже на 10 суток. Из изолятора освободили 27–ноября, а на следующий день – 28–ноября снова оформили ложный документ. В этот день во время утреннего обхода я упала, потеряв сознание.
Узницы понесли меня на руках в медсанчасть. Через час меня заключили на 15 суток. Спустя 13 дней, то есть 11–декабря меня положили-таки в медсанчасть после очередной потери сознания в ДИЗО.
1–февраля нынешнего года, в один из дней заключения в изолятор, заместитель начальника ДПНК, майор милиции Ольга Пшеничникова раздела меня догола и держала перед открытой дверью более часа. У меня поднялась температура и я снова потеряла сознание.
В настоящее время я страдаю от болей в почках (они распухли) и сердце. Но мне не оказывают медицинской помощи.
В этом моем последнем послании я не стала рассказывать о преступлениях, о которых писала в заявлениях на имя прокурора и объяснительных расписках. Возможно, эти документы, содержавшие доказательства вины администрации колонии, уничтожили в прокуратуре, совершив тем самым преступление.
Я считаю так по следующей причине:
2–апреля меня повели к эксперту для проведения судебно-медицинской экспертизы полученного мною 9 сентября 2006 года телесного повреждения. Лишь после настоятельного требования меня ознакомили с решением о проведении экспертизы.
Я заявила, что вопрос в решении поставлен неправильно и потребовала присутствия в данном процессуальном действии моих адвокатов. Мой требование не выполнили и заставили подписать этот ложный документ, представлявший собой то ли акт, то ли справку.
Я была вынуждена подписать документ, но рядом со своей подписью с предусмотрительностью поставила только мне понятный знак «Ма», что означает заставили (первые две буквы узбекского слова «мажбурлашди»).
В настоящее время я тяжело больна, несмотря на это на меня готовят документы для заключения в ДИЗО. Им помогает любовница офицера милиции, лесбиянка из числа заключенных женщин.
Я всех вас, моих полномочных представителей, прошу предать правительство Узбекистана, в частности, Президента и чиновников республиканского масштаба Международному суду за те нечеловеческие пытки, которые применяются в тюрьмах Узбекистана, которым я свидетель.
Меня уничтожат – в этом нет никаких сомнений, я хочу только одного, чтобы моя смерть не была напрасной.
Убедительно прошу вас, предайте их Международному суду. Я вас всех люблю.
Заключенная женской колонии УЯ 64/7 Пенитенциарная учреждение: Мутабар ТАДЖИБАЕВА
Добавить комментарий